информацию иными методами. В Москву, говоришь… Решила смотаться в отпуск или все-таки в закамуфлированную под отпуск командировку?.. Лужники, ВДНХ, Таганка… А жить ты, красна девица, в столице нашей Родины, где будешь?.. На вокзалах ночевать?.. Очень интересно это проверить… Даже если мои подозрения окажутся пустышкой…
— А знаешь, Маша, — сказал я, останавливаясь и пристально глядя ей в глаза. Мы как раз стояли под уличным фонарем, так что я отчетливо видел каждую чешуйку инея на ее ресницах. — Я ведь тоже в Москву еду через пару дней. — Мне очень нужно было увидеть выражение ее глаз. — Третьяковская, Пушкинский, Таганка, Мавзолей…
Глаза ее воссияли.
— Правда? — спросила она почти шепотом. — Может, поедем вместе?..
Либо мои подозрения и впрямь беспочвенны, либо она не видит в моем сопровождении ничего опасного для своего дела. Да и почему она должна видеть во мне помеху? Красивый парень, физрук, каратист. Рядом с ней я буду смотреться естественно. А если она захочет, к примеру, заскочить куда-то по делам своей фабрики, так что тут такого? Каждый советский человек должен, прежде всего, болеть за дело, которое ему поручено партией и правительством!
— Ну конечно же поедем, — заявил я, как можно более мило улыбаясь.
Что сказать, Маша восприняла мои слова, как сигнал к дальнейшему сближению. Думала не долго, сбросив варежки, попыталась уцепиться за мою дубленку и притянуть ближе к себе, чтобы поцеловать. Не стоит, я ласково, но решительно пресек эти поползновения. Взял ее за плечи, посмотрел в глаза, а потом поднял и натянул на озябшие ручонки модельера-конструктора варежки. Маша надула было губки, но передумала портить со мною отношения. А вдруг я откажусь от совместной поездки? Ей явно этого не хотелось допускать.
— Не будем спешить, — сказал я ей, чуть улыбнувшись.
Вершкова кивнула. Хотя ситуация была слегка противоестественная. Обычно парень старается резко сократить дистанцию, а девушка отбивается. Однако это не для меня. Я или получаю то, что мне хочется или просто не беру. Уж лучше не взять предложенное, чем получить отказ. Как бы то ни было, но спутница моя перестала щебетать и остальной путь до ее дома мы прошли молча. Единственное, о чем мы договорились, это о том, что созвонимся, когда будем знать, когда выезжаем.
Расставшись с прекрасной швеей, я рванул домой. Понятно, что Илга, скорее всего, уже спит, но ради хорошего дела жену не плохо бы и разбудить. Я вошел в квартиру. В ней было темно и тихо. Раздевшись, я сразу направился в душ, а уже оттуда пошлепал в спальню. Илга и впрямь спала. Я лег рядом и поцеловал ее в пушистый затылок. Она вздохнула. Тогда я обнял ее. Не просыпаясь, жена прижалась ко мне всем телом. Ну уж на этот-то сигнал я не мог не отреагировать. Уснули мы только под утро.
Проснулись поздно. У обоих были каникулы. Во всяком случае — в смысле официальной работы. Сразу после завтрака, которому лучше бы называться обедом, я отправился прямиком к Курбатову. Началась первая рабочая неделя нового года, поэтому город оживился. На лапах елок еще качались крашенные лампочки гирлянд, ветер шевелил петлями серпантина, разбросанного гуляками, но по улицам уже катили грузовики, народ набивался в автобусы и трамваи. Открылись магазины, столовые и разные учреждения. Только ребятня носилась беззаботно, у нее были каникулы — святое время. Учителя сейчас тоже в большинстве своем отдыхали. Только я вот топал по делам. И не по своим, а — государственным.
Дверь мне открыла Ефросинья. На этот раз у нее на лице не было и следа агрессивно-туповатого выражения, с которым она меня встретила впервые. Кивнула и отступила в сторону, пропуская в квартиру. И прежде, чем закрыть дверь, постояла, прислушиваясь к тишине на лестничной клетке, словно опасалась, что я привел за собой «хвоста». Если он был, я привел его, наверняка. Я же не проверялся, да и не умею этого делать. Впрочем, Витек меня не предупреждал ни о чем таком.
— Он у себя, — сказала Фрося и протиснулась между мною и стенкой в узкой прихожей.
При этом оттопыренный карман ее домашнего халата тяжко колыхнулся. Что у нее там? Неужто — ствол? И вообще, зачем нужна Курбатову эта «сожительница»? Я имею в виду — в служебном плане? Может, она его охраняет? Я еще во время встречи Нового года заметил, что сложение у нее отнюдь не хрупкое. Я стукнул в дверь комнаты Витька. Тот крикнул: «Войдите!», что я и сделал. Хозяин сидел за столом и что-то то ли чинил, то ли мастерил. Он мотнул головой в сторону старого дивана, который занимал полкомнаты, заваленной разными железяками — это было добротное сооружение, обтянутое черной, потрескавшейся кожей.
Я свободно уселся и старые пружины на один лад заскрипели подо мною. Курбатов еще пятнадцать минут ковырялся со своей хреновиной, наконец, вздохнул и отложил отвертку. Повернулся ко мне на вращающемся табурете и несколько минут меня молча разглядывал, словно пытался оценить, на что я способен. Ну да, он же сейчас должен официально отобрать у меня подписку о неразглашении и вообще — оформить, как секретного сотрудника, как бы неприятно это ни звучало.
— Как вчера погуляли? — первым делом спросил он.
Не помню, говорил ли я ему, что собираюсь к Рунге? Хотя что это я! Телефон-то на прослушке!
— Отлично, — откликнулся я. — Жаль вас с Фросей не было.
— Вчера мы были заняты, — сухо ответил он.
— Понятно, — буркнул я. — Ну и где твои бумаги? Давай, я подпишу.
— Бумаги в Управлении, в сейфе, — сказал он. — Пока обойдемся без формальностей, а там видно будет.
— А шеф разрешил?
— Он пока не в курсе.
— Нагорит тебе, — я приподнял бровь.
— Дело не в этом.
— А в чем же?
— Не хочу, чтобы ты числился у нас.
— Тебе, наверное, виднее, но как быть с моей работой на этого Илью Ильича? — спросил я. — Если меня прихватят, я пойду как соучастник, да еще — в составе организованной преступной группы. Перспектива так себе.
— А ты неплохо подкован в терминологии! — удивился Курбатов. — Откуда такое знание?
— Из детективной литературы, запоем читал — было время.
— Ладно! — отмахнулся он. — О том, что ты задействован в связи с оперативной